Вампир умирать явно не собирался. Нашпигованный серебряными
пулями, мокрый от святой воды, проткнутый осиновыми колышками в шести местах,
он ворочался на замшелом надгробии, что-то глухо бормотал и пытался подняться.
Оставалось последнее средство: приложенное ко лбу упыря распятие должно было
выжечь мозг. Ван Хельсинг брезгливо перевернул порождение тьмы и ткнул в него
крестом. Вурдалак неожиданно захихикал и непослушными руками стал отталкивать
распятие.
- Этого не может быть! – ошарашено обронил вслух охотник за
вампирами.
- Может, - неожиданно отозвался упырь густым хрипловатым
басом. – Крест, я чай, католический?
- Ну…
- Хрен гну, - недружелюбно отозвался вампир. – Нам от энтого
щекотно только, да изжога потом. Православные мы, паря.
В доказательство вурдалак распахнул на груди полуистлевший
саван. Среди бурой поросли на груди запутался крестик на шнурке, причём явно
серебряный. Ван Хельсинг от неожиданности сел на соседнее надгробие. О подобном
не говорилось ни в «Некрономиконе», ни в «Молоте ведьм», ни даже в пособии
«Исчадия ада и как с ними бороться», изданном в Ватикане четыре столетия назад.
Пока охотник собирался с мыслями, упырь, наконец, сел,
трубно высморкался и, покряхтывая, стал вытаскивать из себя колышки. Покончив с
последним, он покосился на противника:
- Ладно, сынок, пошутковали и будя. Тебя как звать-то?
- Ван Хельсинг, - машинально откликнулся охотник.
- Ван… Ваня, стало быть. Ну, а я Прохор Петрович, так и
зови. Нанятый, что ли, Ванюша?
- Се есть моя святая миссия… - пафосным распевом начал Ван
Хельсинг, однако Прохор Петрович иронически хмыкнул и перебил:
- Да ладно те... Миссия-комиссия. Видали мы таких
миссионеров. Придёт на погост – нет, чтоб, как люди, поздороваться, спросить
как житуха, не надо ли чего.… Сразу давай колом тыкать. Всю осину в роще
перевели. А подосиновики - они ить без неё не растут. Э-э-эх, охотнички,
тяму-то нету… Живой ли, мёртвый, а жить всем надо.
- А… а зачем вам подосиновики? – поинтересовался Ван
Хельсинг, не обратив внимания на сомнительную логику вурдалака.
- Известно, зачем: на засолку. В гроб дубовый их ссыпешь,
рассолом зальёшь, хренку добавишь – вкуснотишша! На закуску первое дело.
- Так вы же это… - охотнику почему-то стало неловко, -
должны… ну… кровь пить.
Прохор Петрович поморщился, как от застарелой зубной боли:
- Да пили раньше некоторые. Потом сели, мозгами раскинули и
порешили, что нехорошо это, не по-людски как-то. Вампиризм ведь от чего бывает?
Гемодефицит – он, вишь ты, ведёт к белковой недостаточности плазмы и снижает
осмотическое давление крови. Смекаешь, Иван?
Ван Хельсинг смутился:
- Видите, ли, я практик. Теоретические изыскания ведутся в
лабораториях Ватикана. А мы, охотники, как бы…
- Эх, ты, - разочарованно протянул упырь. – Только и знаете,
что бошки рубить, неуки. Хучь «Гринпису» челом бей, чтобы освободили от вашего
брата. Всхомянетесь потом, да поздно будет... Ну, ладно, Ванюша, глянулся ты
мне. Пойдём-ка в гости: покажу, как живём, кой с кем познакомлю. Авось и
поумнеешь…
В глубине старого склепа уютно потрескивал костёр. Несколько
упырей в разных стадиях разложения грели корявые ладони с отросшими бурыми
ногтями. Прохор Петрович сноровисто накрывал на крышку гроба, заменяющую стол.
Появились плошки с солёными грибами, огурцами и капустой, тарелка с толсто
нарезанным салом. В середину крышки старый вурдалак торжественно установил
огромную бутыль с мутной желтоватой жидкостью и несколько щербатых стаканов.
Обернувшись к Ван Хельсингу, сидевшему поодаль, Прохор Петрович по-свойски
подмигнул:
- Вот энтим и спасаемся. Самогонка на гематогене, гематуха
по-нашему… Пару стопок тяпнешь – и организм нормализуется. А ты: «Кровь пьёте…»
Темнота ты, Иван, хучь и с цивилизованной державы. Ну, други, давайте за
знакомство! Честь-то какая: с самого Ватикана человек приехал решку нам
навести.
Вампиры одобрительно заухмылялись и хлопнули по первой. Ван
Хельсингом овладела какая-то странная апатия. Не задумываясь, он выцедил свой
стакан. Гематуха немного отдавала железом, горчила, но в целом шла неплохо.
…Через пару часов в склепе воцарилась атмосфера обычной
дружеской попойки. Ван Хельсинг уже забыл, когда в последний раз ему было так
хорошо. Сквозь полусон до него доносились обрывки вурдалачьих разговоров:
«Только выкопался, а он по башке мне осиной – хрясь! Ты чё, грю, больной?
Креста на те нету…» - «Видите ли, коллега, здесь мы имеем дело с нарушением
терморегуляторной функции крови. Снижение относительной плотности, как
показывают исследования…» - «Да пошли, говорю, её ж тока позавчера схоронили,
свеженькая. Она при жизни-то всем давала, а щас и вовсе ломаться не будет. Эх,
живой, аль нежить – было б кого пежить, уаха-ха-ха!». Из оцепенения охотника
вывел дружеский толчок локтем.
- Ты, Ванюша, не спи, разговор есть. – Прохор Петрович вдруг
стал необыкновенно деловитым. – Скажи-ка ты мне, сынок, сколько тебе Ватикан
платит за нас, страдальцев невинных?
В склепе вдруг стало тихо, вурдалаки прислушивались. Ван
Хельсинг долго смотрел в землю, затем виновато сказал:
- По три евро с головы… плюс проезд. Питание и проживание за
свой счёт.
- Дёшево цените, - задумчиво сказал Прохор Петрович. –
То-то, смотрю, отощал ты, Ваня, да обносился весь. А вот чего бы ты сказал,
ежели бы с головы – да по тыще евров ваших. Золотом, а?
Охотник оцепенел. Далеко, на границе сознания промелькнуло аскетическое
лицо кардинала Дамиани, приглушённым эхом отозвалось: «Отступник да будет
проклят!». Но потом суровый облик растворился в картинах недавнего прошлого.
Трансильвания, Париж, Лондон, Прага… Бесконечные схватки, ночёвки в дешёвых
мотелях, экономия на еде, ноющие раны… Казначей Фр�